Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– О, сожалею о вашей потере.
– Спасибо, – сказала я и вдруг грустно засмеялась. – Я всех потеряла. Коммунисты убили всю мою семью в Екатеринбурге. Знаете, мы поддерживали чехословаков и Белую армию. Поэтому их убили. Я едва спаслась. Евгения мне помогла. Мне некуда было пойти, и она пожалела меня.
– Рад, что вы ее встретили, – сказал он, – но я, признаться, удивлен. Она кажется несколько… холодной. Я решил, что ей не нравятся незнакомые люди, но, видимо, дело во мне. Может быть, ее оскорбил мой ужасный русский?
Его слова заставили меня вновь улыбнуться.
– Уверена: это не так. Евгения по натуре подозрительная, но она хороший человек, – возразила я. – Когда я сказала ей, что мне нужно добраться до моего кузена, который служит у генерала Леонова в Челябинске, она несколько раз пыталась мне помочь. Но повсюду большевики. Я не представляю, как мне добраться на юг.
Он поднял брови:
– Вам не нужно идти на юг. Леонов едет сюда. Его люди помогут нам отбить Екатеринбург.
От этой новости я почувствовала себя легкой, как воздушный шар.
– Они едут на север?
– Да, мы их ждем. Поедем на встречу через два дня. Моя рота отделилась от нашего полка во время стычки за городом. Мы пытаемся с ними воссоединиться.
Генерал Леонов едет сюда! Ему не придется посылать за мной из Челябинска. Александр, мой двоюродный брат, ближе ко мне, чем я смела надеяться. В глазах защипало от нахлынувшего облегчения, и я, отвернувшись от лейтенанта, чтобы он не заметил выступивших слез, постаралась их быстро сморгнуть. Он тактично смотрел на горизонт, пока я приходила в себя.
– Это замечательные новости, – наконец произнесла я. – Мне бы хотелось сейчас отправить ему весточку. У вас есть телеграф, которым я могла бы воспользоваться?
– У русских есть, – сказал он. Его взгляд потемнел. – Лейтенант Сидоров даже нам не позволяет им пользоваться.
Воздушный шарик надежды в моей груди лопнул.
– Так его круглосуточно охраняют? – спросила я. – А нет ли других русских офицеров, более… щедрых?
Он поморщился.
– Мы хотим оставаться союзниками, – сказал он. – Простите, но мы не можем…
– Нет, – быстро проговорила я, осознав, что переступила границу. – Конечно, вы не станете игнорировать его приказы. Я лишь хотела узнать, нет ли другого офицера, который мог бы уговорить лейтенанта передумать.
– Есть капитан Орлов, – задумчиво проговорил он. – Хороший человек, следующий по званию. Он занимается телеграфом и бумагами.
– Не поможете мне его найти?
Лейтенант Вальчар улыбнулся:
– Его тяжело не заметить. Он крупный человек… – Он изобразил руками большое пузо. – И работает из школы.
– Спасибо вам большое. Я надеюсь, что вы скоро воссоединитесь со своими товарищами, – с благодарностью сказала я. – Если я могу вам чем-то помочь, пока я здесь, пожалуйста, только скажите.
Он отмахнулся.
– Нет, ничем, – улыбнулся он. – И я предложу вам то же самое: если я могу вам помочь, скажите. А вообще-то, – продолжил он, – может быть, вы сможете убедить дочь Алены в том, что я не враг? Я никому не собираюсь причинять вред.
А он благородный. Конечно, глупо с его стороны переживать о том, что думают враги, но это многое говорило о нем как о человеке.
Ах, если бы он только не просил невозможного. Убедить Евгению – непростая задача. За ужином она даже смотреть на него не хотела. Могу лишь представить, что она сказала – или не сказала – ему утром. Однако, если я смогу выполнить его просьбу и завоевать его расположение, он, скорее всего, согласится взять меня с собой.
– Хорошо, – кивнула я.
Я не была готова встречаться с капитаном Орловым в одиночку, поэтому отправилась на поиски Евгении. Она оказалась в огороде. На ней была надета большая соломенная шляпа, которую обычно носили мужчины, чтобы защититься от солнца.
– Проснулась наконец, – ворчливо произнесла она, поднимаясь. – Хорошо спала?
Спала я плохо. И злилась за то, что Евгения мирно ночевала на улице, избегая моего присутствия. Мне хотелось спросить ее в лоб: «Почему?» Неужели я ей так ненавистна? Но этим я рисковала в очередной раз поссориться, и вряд ли тогда она захочет мне помочь.
– Неплохо, спасибо.
Она улыбнулась. Я заметила, что ее коса была опрятнее, чем вчера, да и в целом Евгения выглядела чище.
– Ты помылась, – сказала я. – Верно? Я не смогла найти мыло. Где оно?
К моему удивлению, по ее щекам разлился розовый румянец.
– У нас давно не было мыла, – сказала она.
Меня захлестнуло унизительным жаром стыда. Я знала, что краснею, но остановиться не могла. У них нет денег даже на мыло?
Папа всегда говорил, что капитализм – это несовершенная, но эффективная система. Не все смогут жить, как мы, во дворце, но он приносил наибольшую пользу наибольшему числу людей. Папа не мог знать, что есть семьи, которые живут в таких печальных условиях, как Кольцовы. Возможно, его советники не позволяли ему увидеть настоящую бедность.
А теперь я жила так же. Я не могла найти слов, которые могла бы сказать Евгении. С каждым мгновением моего молчания ее лицо становилось все более напряженным и красным от смущения. Неудивительно, что она купилась на утопические обещания большевиков. Возможно, и я бы тоже купилась, если бы всю жизнь прожила так.
– Неважно, – сказала я с напускной бодростью. – Пожалуйста, не думай, что я жалуюсь. Ты и твоя семья проявили ко мне необычайную щедрость. Здесь есть все, что мне нужно.
Морщинка меж ее бровей разгладилась.
– Можем остановиться у ручья по пути к Петровым, – пробормотала Евгения.
– По пути куда?
– К Фоме Гавриловичу Петрову. Это муж женщины, которую вчера застрелили, Нюрки Петровой. Мама не разрешила мне пойти с ней в поля. Сказала, что нужно принести Фоме яиц. Он наш мясник. Друзей у него немного. Я думала, ты захочешь пойти со мной, а не оставаться здесь.
– Нет, мы должны сходить в школу, – сказала я, вспоминая, что узнала от лейтенанта Вальчара.
Я рассказала Евгении, что лейтенант сообщил мне о моем кузене и генерале Леонове.
– Дом Петровых по пути, – она пожала плечами. – Можем заглянуть к нему, сходить к ручью, а потом пойдем отправлять твою телеграмму.
Она одолжила мне платок, чтобы я могла прикрыть волосы, и мы направились к дому Петровых, перелезая через соседские заборы и пробираясь сквозь густые заросли хвои, чтобы не выходить на дорогу.
Дом Фомы оказался еще меньше избушки Кольцовых и не в